- Техника
- Тесты
- Рынок
- Сообщество
- Ремзона
- Спорт
- Копилка
Заглянуть в душу мира
31 декабря 2015
Я давно собирался посетить Среднюю Азию, посмотреть на жизнь бывших Советских республик. А после рассказов Виталия «Витаса» из Кишинева просто заболел Памиром. К поездке готовился более полугода, затратил массу сил и энергии, подключил к проекту столько людей… Но все же совершил оплошность – в трудный путь взял начинающего мотоциклиста, еще не «нюхавшего» дорогу…
Выпуск:
Журнал «МОТО» – декабрь 2015
Автор:
Павел КОБЯК, фото автора
Просмотры:
4574
Поделиться с друзьями:
Ни одной душе не будет дан груз больший, чем она способна поднять. Коран
Раннее питерское утро. Обняв на прощанье близких, надеваю шлем: «С Богом!» Бросаю взгляд на сумку на баке. Я прикрепил к ней фото моего деда, Ивана Ивановича Митрофанова, героя Великой Отечественной войны, дошедшего до самого Берлина. В преддверии 70-летия Победы я решил провезти его по местам, где он не был. Мой напарник — Женя «Практикант» — новичок в мотопутешествиях. Но дед смотрит на меня, и неуверенность уходит.
Подержанную Honda Africa Twin я приобрел недавно и обкатать не успел. Надежда на «авось» не оправдывается: мотоцикл периодами «глючит». В Москве, потом Рязани пытаемся его ремонтировать, даже находим причину — неисправный бензонасос, меняем его на китайский аналог (другого не нашлось), но, как показало время, проблема толком не решена. Впрочем, мой жизненный принцип — не отступать и не сдаваться! Главное — ехать, а дальше все разрулится само собой.
Первое приключение в Казахстане: тормозит гаишник за скорость. «Мы едем с миссией по странам СНГ», — достаю я своего рода «охранную грамоту» на семи азиатских языках. Перед выездом я получил ее в Комитете по межнациональным отношениям администрации Санкт-Петербурга. Гаишник с недовольным видом отдает документы и уезжает. Азия есть Азия, тут начальства боятся.
Атерау — современный город: красивые жилые новостройки, бизнес-центры, уютные зеленые скверы. И столб, разделяющий реку Урал, а заодно Азию и Европу.
Направляемся в сторону Кульсары. Вдоль дорог бегают тушканчики, в небе парят птицы. Много коней, осликов и, конечно, верблюдов. Увидев очередное стадо, решаю похулиганить: съезжаю в степь и гоняюсь за животными. Верблюды, переваливаясь с богу на бок, удирают.
Дорога по северо-западу Казахстана кажется спокойной и безопасной. Но несколько лет назад на ней творился беспредел: туристов грабили, а бывало, даже убивали! Но как-то возле Атерау отобрали мотоциклы у двух итальянцев, которые оказались из окружения премьера Берлускони. Международный скандал! И Назарбаев взнуздал местное начальство. Сейчас тоже можно нарваться на бандюков, но уже значительно реже. Нам везет: лихих людей не встретили, зато попали на кусок бездорожья. До границы с Узбекистаном — грунтовка с ухабами и рытвинами.
И тут вновь ломается бензонасос! А вокруг степь, солнце шпарит нещадно. И машин нет. Помощи ждать неоткуда. Лезу в горячий мотор, разбираю бензонасос. Подгорела контактная группа. Чищу контакты¸ включаю зажигание... Завелся!
Последняя казахская АЗС. Заправляемся под завязку — в Узбекистане проблемы с бензином.
Пропускной пункт — небольшое одноэтажное здание в степи, влево и вправо уходит сетчатый забор. Но кажется, что через несколько километров он заканчивается, и дальше граница абсолютно прозрачна.
Казахский пограничник увидел фотографию на сумке:
— Это кто?
— Мой дед, — отвечаю. — Герой войны. Решил провезти его по Азии в канун праздника.
— Праздник Победы! — возбуждается пограничник. — Это для нас тоже очень большой праздник!
Дед облегчает общение с людьми. Фотография помогает людям раскрыться, включает в них хорошие чувства. Я благодарен за это деду, а еще — за моральную поддержку.
Узбеки шмонают серьезнее. Смотрят содержимое телефонов и флеш-карт и все время спрашивают: «Порно везете?» Провоз порнографии в мусульманскую страну — серьезное преступление.
Менялы ходят с полиэтиленовыми пакетами, набитыми узбекскими сомами. На стодолларовую купюру получаю толстенную стопку. Даже в руке не помещается, не то что в бумажник!
Едем в сторону Нукуса по уходящей за горизонт то ли степи, то ли пустыне. Земля желто-серая, кое-где чахлая растительность. Пейзаж безжизненный, цивилизации — ноль! Ближе к столице Каракалпакии покрытие становится сносным, машин прибавляется. На дорогах сплошные «Дэу» — их здесь собирают.
Когда в Нукусе мотоцикл снова глохнет, я уже не удивляюсь. Опять чищу контактную группу. Рядом тормозит «Шевроле», местное такси. Таксист Закир провожает нас до отеля, а после везет на ужин. У нас иранские визы, и мы рассчитываем получить транзитную визу через Туркмению прямо на КПП. «Могут и не пустить...» — с сомнением произносит Закир.
Утром выдвигаемся к туркменской границе. Нас, и правда, не пускают. «Транзитную визу получить можно, но лишь через МИД». Значит, не судьба! Возвращаемся на узбекский КПП. Опять заходит разговор про деда, и пограничники приглашают на чай. Узбекское гостеприимство заставило забыть о запрете на въезд.
В паре километров от границы я вновь ломаюсь. Чистка контактов результата не дает. Благо Закир оставил телефон. Эвакуатор — мотоцикл с кузовом, куда мы загружаем «Хонду» и отправляемся в сервис.
Пока едем, Закир рассказывает о жизни: «Трудно живем. Работы нет, брат, а значит, надо на заработки ехать. А куда? В Россию, конечно. Там работа есть, хотя платят мало. Работают на стройках, живут в грязи, по 20 человек в одной комнате... Но надо же как-то семьи содержать! Уезжают надолго, а жены детей воспитывают. Бывает, и по рукам идут. Когда женщина одна, ей трудно. И это тоже беда...»
Душанбе, Таджикистан.
Сервис — обычный навес с кучей разбросанных инструментов. Под ним бревно, накрытое старым ковром. На нем восседают, беседуя, три человека. Неподалеку ковыряется в машине молодой парень. Он подходит, представляется электриком. Но доверия не внушает, и я берусь за ключи сам. Меняю предохранитель, чищу бензонасос. Техника оживает!
Едем в Хиву. Начало мая, а жара под сорок. Кажется, даже асфальт плавится! Как здесь путешествовать летом?!
Еще одна проблема — отсутствие бензина. На некоторых АЗС предлагают «газолин» — похожую на бензин бурду из газового конденсата. Он сравнительно дешев, но может обойтись очень дорого, если двигатель накроется. Мы не рисковали и заправлялись только 80-м или 92-м, который подчас заливали из банок или ведер.
В Хиве селимся в гест-хаусе напротив древней крепости. Поужинав, гуляем по ночному городу. Подсвечен скромно, но колоритен. Из полутьмы выплывают очертания старинных зданий. Где-то слышатся шаги, где-то — детский смех...
Утром знакомимся с городом ближе. Ичан-Кала — древняя часть города с крепостью Куня-Арк. Конечно же, посещаем базар, где перекусываем перед дорогой.
Далее путь лежит в Бухару. Посреди пустыни сооружение из полиэтилена с соломенной крышей. Это придорожное кафе. В нем, на удивление, прохладно.
На АЗС увидел машину, а на переднем сиденье... баран! Рога в несколько витков, густая шерсть. Выглядит большим начальником. Барана выводят на прогулку, оказывая знаки почтения. «Потому что заслуженное животное! — отвечает на мой вопрос водитель. — Он, брат, одно из самых престижных состязаний вчера выиграл!» Почему-то вспомнилось: «Восток — дело тонкое».
На ослах возят всё. Их цена 700 $.
Бухара большая, вокруг подсвеченные старинные постройки. Во время ужина неожиданный звонок моей знакомой, готовившей в Питере документы для проезда в Туркмению: «Консульство выдало вам приглашения». Планы опять меняются, едем в Туркмению!
Утром гуляем по Бухаре. Город — сочетание древности и современности, с деталями советской эпохи. Посетили мавзолей Саманидов и комплекс Пои-Калян. Впечатлил символ Бухары — минарет Калян («Великий»). Зашли на рынок. Отовсюду кричат, приглашают пробовать. «Все пробовать надо, — говорил нам Закир. — Как без пробы деньги платить?»
Мы сидим на подушках в ресторане, на головах тюбетейки, на лицах — загар. Чувствуем себя натуральными узбеками. Но нам пора в Туркмению!
На границе составили маршрутный лист, по которому поедем по Туркмении в Иран. Если честно, ни в какой Иран мы не собирались — не пустили бы нас без «карнет де пассаж». Но об этом знали только мы... И тут пограничник увидел в багаже спутниковый телефон. Оказывается, его нужно регистрировать! Идем к начальнику таможни. Он набирает замминистра МВД и долго о чем-то консультируется. Проблема международного масштаба! Я объясняю нашу миссию, показываю «охранную грамоту». И про деда рассказал. Но внятного ответа из Ашхабада нет, а до закрытия границы 10 минут... «Спускайтесь к мотоциклам!» Внизу нас ждет таможенник на машине. Ему передают телефон и говорят: «Проводи ребят до отеля». Значит, переход все-таки разрешен. Он сопроводил нас до отеля в городе Туркменабад: «Я съезжу в департамент связи, попробую заглушить ваш телефон». Изголодавшиеся, отправляемся в ресторан гостиницы. Только принесли суп, как меня зовут на ресепшен. Выйдя, вижу человека в военной форме: «Вы должны отключить ваше средство связи. И дать обещание, что не включите его в течение поездки по стране!» Я тут же отключаю телефон.
«Эй, купи лепешку!»
Мы в одной из самых закрытых стран мира. Государство старается контролировать жизнь граждан, в первую очередь — бизнес. Цены непомерно высокие. Но низкая стоимость бензина отчасти компенсирует расходы. Как и гостиницы, все АЗС — государственные, цена везде одна: 1 манат (0,2 $) за литр. Дешевле бутилированной воды. Причем раньше он стоил вдвое дешевле, а каждый автовладелец получал 1500 литров в год бесплатно! Сейчас халяву прикрыли, не без оглядки на Россию. Мы ведь тоже нефтедобывающая страна, но и государство, и хозяева «нефтянки» отлично на нас наживаются.
Пока же на нас пытаются нажиться местные торговцы и обслуга. Обмануть стараются на каждом шагу — в гостинице, на рынке, в магазине. Несколько лет назад здесь прошла денежная реформа, и стоимость маната выросла в пять раз. Не все туристы в курсе, и туркмены бессовестно этим пользуются. А вроде неплохо живут... Например, пенсия в среднем 200 $ и пенсионеры не платят коммуналку. Да и в целом доход на душу населения очень высокий... В Азии всегда норовят обмануть лохов-туристов, но Туркмения — это Азия в квадрате.
Пастух.
А сам Туркменабад производит приятное впечатление. Везде хороший асфальт, зеленые лужайки. И следующий город — Мары — тоже выглядит хорошо. А Ашхабад — город-сказка: то ли туркменский Лас-Вегас, то ли Дубаи. Вокруг облицованные белым мрамором здания, красивейшие административные постройки, спортивные и культурные центры, зеленые газоны... И все с иголочки, новенькое. И по всему городу — золоченые фонарные столбы с фигурным орнаментом. Вечером в их свете город становится безумно красивым. Страна в основном сельская, но здесь — один из самых крутых городов мира! Может, они правы, что сделали страну полузакрытой? Миграция и преступность извне пресекаются на корню.
Нас встречают Семен и Нарваз. Они не мотоциклисты. Парни поясняют, что мотодвижения в Туркмении нет вообще! «Туркмен не может спокойно ездить, сразу выкручивает газ. И разбивается, нередко — насмерть. А такое ни государство, ни частные лица не одобряют...» (Порядок пропуска мотоциклов на территорию Туркменистана (официальный сайт таможни: customs.gov): запрещается ввоз на территорию Туркменистана мотоциклов со скоростью движения более 120 км/ч и мопедов (кроме мотоциклов и мопедов с коляской или кузовом, используемых в сельском хозяйстве, а также перемещаемых транзитом); осмотр мотоцикла для определения допустимости пропуска его на территорию Туркменистана проводят члены комиссии, осуществляющей совместный таможенный досмотр в соответствии с законодательством Туркменистана — прим. ред.)
Я мечтал попасть в легендарное место, которое называют «Врата в ад» или «Дырка дьявола». Выезжаем засветло на «Паджеро» нового знакомого Масхата. Но пока преодолели 200 км, отделяющих то место от Ашхабада, пустыню черным саваном накрыла южная ночь. Мы так и рассчитывали, ведь в темноте то место особо впечатляет.
Масхат предлагает подкрепиться верблюжьим молоком. Угощают им в странном придорожном заведении. Прямо на песок брошены истертые ковры, горят тусклые светильники, а неподалеку стоят бутылки и пиалы с молоком верблюдиц. Я пригубливаю: вкусно.
Вскоре съезжаем с трассы и движемся по пустыне. Машину кидает. Темнота сгущается еще сильнее. И вдруг с высоты бархана видим вдалеке желтую огненную полосу. Кажется, из недр земли бьет ослепительный свет. И впрямь адское пекло напоминает! Мы останавливаемся в нескольких метрах от края, и лицо обжигает жарким ветром. Огромная круглая дыра в земле пышет пламенем. «Она образовалась в конце 70-х, — рассказывает Масхат. — Тут ставили газодобывающую вышку, а она со всей техникой в землю провалилась! И оттуда пошел газ. Чтобы не травить им животных пустыни, газ подожгли. С тех пор и горит...»
Я осторожно приближаюсь к краю 60-метровой воронки. Ограждения нет, а значит, есть риск ухнуть и заживо сгореть. Много ли здесь погибло людей? Масхат не знает, такой статистики никто не ведет.
Разводим костерок, чтобы согреть чаю. Мне кажется, что к нам ползут мириады смертельно опасных живых существ! Сейчас весна, и они особенно активны. Поэтому ночуем в машине: в палатке — большой риск.
Утром возвращаемся в Ашхабад и отправляемся в обратный путь. Мотоцикл опять хандрит: протек китайский бензонасос. Ремонтировать тут нереально, поэтому пускаю бензин прямотоком, и через каждые 30 км доливаю бак до верха (иначе он не течет). В районе Туркменабада переправляемся через реку Амударья по понтонному мосту. Здесь строится новый мост. Туркмены торопятся к азиатской олимпиаде в будущем году. Проезд платный. «Э-э, в фонд президента берем!» На языке вертится: «У вас такой бедный президент? Или кому-то захотелось бабок с народа срубить?» Но сдерживаюсь...
Возле переправы разговор с полицейским: «А Вова Путин как там поживает? Он у вас молодэц. Не дает в обиду ни себя, ни народ. Американцы плохо себя ведут, мы этого не любим. А Вова — правильный, дай Бог ему здоровья!» По всей Средней Азии отношение к нашему президенту — самое положительное.
На КПП таможенники удивляются:
— Почему вы вернулись?!
— Мотоцикл сломался...
И тут начинается: фотографируют бензонасос, заставляют писать пояснения — где и когда мы были, в каких гостиницах ночевали и т.д. Но в конце «допроса с пристрастием» угощают холодным кефиром и лепешками. В общем, «нагнули», но «по-братски».
На улице страшное пекло, температура 40 °С. Узбекская АЗС советского вида. Рядом с колонками раскинут коврик, на нем двое служащих в тюбетейках играют в нарды. «Нэт бензин, брат! Может, сегодня вечером привезут, может, завтра...» Зато люди приветливые, душевные.
Чайхона «Рахат». Душанбе.
В городе Навои удается заправиться. Смотреть тут нечего, и мы едем в Самарканд. Нас встречает Игорь «Одиссей», провожает в гостиницу напротив Регистана. Ближе к вечеру отправляемся в Гур-Эмир, где покоятся останки великого завоевателя Тамерлана. Утром осматриваем Регистан — большую площадь с тремя медресе (мусульманское учебное заведение, выполняющее роль средней школы и духовной семинарии). А затем — на базар. Чувствуем себя белыми воронами. Вокруг мельтешение людей, бьющие в нос запахи, шум и крики — все чем-то заняты.
Утром едем в Ташкент. На полях множество людей на грядках — собирают клубнику. А в Питере еще листья не распустились...
Нас встречает Серега «Кореец» и Рустам (у него тоже «Африка»): «Не переживай, брат! Поставим вакуумный бензонасос, забудешь проблему».
Вечером новые друзья устраивают экскурсию. Это настоящий мегаполис: вдоль просторных улиц современные многоэтажные здания, бизнес-центры, гостиницы, и все это залито светом разноцветных прожекторов. В городе много фонтанов, обилие зелени. «Ташкент — это государство в государстве, — поясняет Серега. — Здесь столица: другие деньги, другой уровень жизни». Поднялись на телебашню. Лифт современный, но интерьер в верхнем ресторане пахнет «совком». Да и вид сверху не впечатлил. Посещаем самый большой в Средней Азии центр плова на 600 человек. Плов — главное азиатское блюдо, но способы приготовления различаются. Пока самым вкусным был бухарский. Плов не только вкусен, но и сытен. Раз наешься — весь день сыт. А еще посещаем афганское консульство, где получаем визы.
На перевале Хабуработ.
После ужина едем в гараж к Рустаму, где тот устанавливает бензонасос. «Африка» снова в деле!
Утром направляемся в Термез, к афганской границе. Делается жарче. Отдыхаем в тени автобусной остановки. Вспомнилось путешествие по Америке, по Долине Смерти. Здесь тоже пекло адское, но переносится почему-то легче. Да и жизнь здесь мне ближе. И еда, и человеческое тепло... Америка — не мое, хоть и красивая страна.
На подъезде к Термезу сплошные ремонты. Проходим множество постов ДПС и блок-постов, где надо регистрироваться. На последнем гаишник предлагает проводить до гостиницы: «Вы наши гости!»
Из номера звоню в Афганистан Аману, ждущему нас по ту сторону границы.
— Здравствуйте, Аман. Мы уже в Термезе.
— Хорошо, Павэл, — отвечает тот с афганским акцентом. — Завтра вас встречаем!
Трубка молчит несколько секунд, затем Аман осторожно произносит:
— Вообще-то у нас здесь неспокойно. Талибы зашевелились... Может, в следующий раз приедете?
— Нет, — говорю, — мы едем завтра!
Утром Женя неожиданно решает оставить свой BMW в гостинице: «Боюсь потерять мотоцикл». Да и самому тревожно. В памяти оживают страшные истории про туристов, чьи отрезанные головы присылали родственникам. Может, не ехать?.. Но говорю совсем другое: «Понимаю твои опасения, но я поеду на мотоцикле».
Река
Пяндж. За ней – Афганистан.
К границе еду на «Хонде», Женя — на такси. При переходе нервяк нарастает. Узбеки тщательно проверяют одежду и телефоны, мотоцикл чуть ли не рентгеном просвечивают... И вот, через два с половиной часа, я еду по мосту через Амударью, по которому в 1989 году наши войска выходили из Афгана. Вспоминаю песню: «Афганистан, река жемчужная течет...» Река совсем не жемчужная, вода серая. Афганский КПП прохожу всего за пару минут. И вот я в другом мире. Первое, что вижу — люди в касках, с автоматами, а палец на спусковом крючке. Успокаивает лишь встреча с Аманом.
— Ну здравствуйте... — пожимает он руки мне и Жене, прошедшему границу пешком. Приглашает его в пикап. Аман приехал с водителем и своим напарником, также говорящим по-русски.
Еду за машиной с афганцами. Первый блок-пост, еще один... Везде останавливают. Шлагбаумы. В бетонных блоках узкие бойницы. Успокаиваю себя мыслями о скором посещении Мазари-Шарифа, где находится одна из ценнейших святынь мусульманского мира — Голубая мечеть.
Афганцы.
Афганский асфальт хорош, но кругом захолустье: грязные обочины, убогие, облезлые дома. Машин немного, некоторые выглядят ужасающе. Камни и пыль — пейзаж безрадостный, мертвый. Земля сухая, светло-коричневая, а иногда серая. Дорога кажется бесконечной... Неожиданно машина сворачивает вправо, и вскоре мы оказываемся в небольшом городке. Вылезает Аман:
— Паша, дальше ехать на мотоцикле нэвозможно.
— Почему?! — я в недоумении.
Он долго на меня смотрит.
— Ты хочешь вернуться домой? — спрашивает. — Следующий участок дороги контролируют талибы. И если даже проедешь туда, обратно вряд ли пропустят. Будут ждать. И в лучшем случае лишишься мотоцикла. А скорее всего, жизни. Мотоцикл оставим тут. Дальше на машине. Никто не узнает, что в ней туристы едут...
Поначалу возник внутренний протест, ведь мой девиз: «Не отступать и не сдаваться!» Но вскоре понимаю — не тот случай.
В машине Аман продолжает: «Сейчас все изменилось в худшую сторону. Еще год назад талибов в северных провинциях не было, и мы жили спокойно. Но потом Талибан двинулся на север, стал захватывать города — Герат, Кундуз... Мазари-Шариф пока нет, но уже проникли сюда. Так что по ночам в некоторых районах лучше не появляться».
Десятилетия тут не стихала гражданская война, и мы запросто можем стать ее жертвами... По словам Амана, днем спецназ контролирует главные дороги (по одной из них мы и едем), а ночью — талибы. Многие считают их лучшими в мире партизанами. Войска НАТО во главе с США вытеснили их из Кабула и ряда провинций, но стоило им уйти из Афганистана, как талибы тут же начали захватывать провинцию за провинцией. Сейчас они контролируют 70% территории страны и уже начинают вторгаться в таджикский Бадахшан.
Въезжаем в Бадахшан.
Вдоль дороги ослики везут то какие-то тюки, то хворост. Глинобитные домики. Старые пикапы «Тойота». Дети играют в мусоре. Мужчины одеты в серые потрепанные халаты и тюрбаны, женщины обычно в черных или синих хиджабах, закрывающих сеточкой даже глаза. Афганистан выглядит диким, нищим, можно сказать — первобытным.
Въехав в одну из невзрачных деревушек, наш водитель «топит газ», и нас вжимает в кресла. Машина сбавляет скорость лишь за ее пределами.
— Здесь тоже талибы, — поясняет Аман, — Они пришли неделю назад.
— Но не видно никаких людей с оружием...
— Сейчас не видно. Когда надо, они появятся. Это страшные люди, никого не жалеют. В прошлом году двое велосипедистов — русский и украинец — нарвались на талибов, и те просто отрезали им головы.
Ну и как тут расслабишься? Ко всему и дорога не самая простая: идет по пустыне, и местами на асфальт наплывают барханы. По песку машину начинает болтать, и водитель с трудом удерживает ее на дороге.
Вскоре вижу украшенную голубыми куполами двойную арку с портретами местных лидеров. Напомнило Чечню с портретами Кадырова и Путина. Мы въезжаем в центр провинции — Мазари-Шариф, город Священной гробницы.
Голубая мечеть.
Мазари Шариф,
Афганистан.
На подъезде много военных и щитов с рекламой на местном языке дари. Здесь я слегка успокаиваюсь.
Окраины города тоже в грязи. По сторонам старые ржавые машины и трейлеры, набитые каким-то тряпьем. Многие ездят на мопедах и мотороллерах. Женщины одеты так же — в глухие хиджабы, а мужчины причудливо: например, в длинный халат, поверх которого европейский пиджак. И как контраст с этим средневековьем — современные АЗС, все в частном владении. Въезжаем в центр города. Голубая мечеть напоминает огромный игрушечный домик, разрисованный всеми цветами радуги. Разноцветная мозаика играет на ярком солнце. Ни в Самарканде, ни в Бухаре, ни в Чечне такой красоты нет. Я настолько восхищен, что чувствую себя немножко предателем своей веры.
За красочным фасадом — целый комплекс построек. Главная — гробница зятя и двоюродного брата пророка Мохаммеда.
— Этого халифа почитают и сунниты, и шииты, — поясняет Аман.
— А чем они отличаются?
— По большому счету, ничем. Просто шииты считают, что духовными лидерами мусульман должны быть только потомки пророка Мохаммеда, а сунниты — что лидеров можно выбирать. Еще есть небольшие различия в ритуалах, в молитвах... Но из-за таких мелочей люди убивают друг друга!
Перед входом снимаем обувь и двигаемся за Аманом.
По дороге
на Памир.
— Держитесь рядом со мной, — тихо говорит тот. — Сейчас день, но нет гарантии, что среди нормальных людей нет талибов. На чужаков-туристов, они обязательно обратят внимание, а дальше могут быть проблемы...
Опять напряг, вместо того, чтобы наслаждаться красотой.
В первом зале вижу огромный чан, назначения которого не понимаю. Оторвавшись от Амана, перехожу во второй зал, где под потолком — красочный разноцветный орнамент. Рассматриваю его, задрав голову, и вдруг вбегают два человека с автоматами!
— Муслим?! — агрессивно спрашивает один.
Оказывается, к могиле «неверным» подходить нельзя. Да, ислам тоже учит добру, учит не грешить. Но к чужакам отношение суровое, не зря же в Коране сказано: «Сражайтесь с неверными, которые находятся вблизи вас».
Выходим наружу, под жаркое слепящее солнце. Я надеваю пыльные мотоботы и прошу Амана отвести на площадь, где живут тысячи птиц.
Площадь тысячи птиц. Афганистан.
— Знаешь об этой площади?! — удивляется Аман. — Предание говорит, что когда туда прилетает серый или черный голубь, он вскоре тоже становится белым!
На огромной площади тысячи белых голубей! Они расхаживают, что-то клюют, иногда перепархивают с места на место. Чистые, сытые. И, как контраст, — люди...
Аман приглашает в ресторан. Выглядит богато: мраморные полы, множество ковров на стенах, работают кондиционеры. И вот тут я понимаю, что такое настоящий плов! Наслаждаясь им под холодный кефир и лепешки, расслабляюсь.
Нам хочется зайти на местный рынок. «Павел, нельзя! Обратно можете не выйти». Мы стоим в воротах, за которыми мельтешение сотен людей. Они разговаривают, что-то покупают, едят... Но эта мирная картина, оказывается, обман. Жизнь в Афганистане постоянно идет рука об руку со смертью. Это другая планета...
Снова еду по мосту через Амударью. На КПП с нами фотографируются афганские пограничники. Зато на узбекском три часа шмонают, раздев буквально до трусов. Но я рад, что вернулся! И благодарен Богу за то, что позволил увидеть эту опаснейшую страну — Афганистан. Но хочу ли я туда вернуться? Думаю, что нет...
В шесть утра, пока нет пекла, выезжаем в Душанбе. В столице Таджикистана нас встречает молодой парень: «Здравствуйте! Меня зовут Фархат. Как добрались?» Для начала везет в ресторан, потом в кальянную. Мы постепенно отходим от афганского стресса.
На следующий день отправляемся в Фанские горы, на одно из красивейших озер. Главное впечатление — пятикилометровый тоннель, пробитый в скальном массиве. Его строили иранцы, но из-за начавшейся в стране смуты до ума не довели. Так и работает — ни фонарей, ни вытяжки. Если авария или поломка, он превращается в душегубку. «Его называют «Жопа циклопа» или «Дырка в ад», — улыбаясь, говорит Фархат. Но нам не смешно. В воздухе висит сизая дымка, першение в горле, резь в глазах. Из дорожного полотна торчит арматура. А лужи такие, что вода вот-вот начнет затекать в салон. Когда выезжаем на солнечный свет, хочется вдохнуть полной грудью и перекрестится.
Китайская граница.
Озеро Искандеркуль живописное, с голубой водой, галечными пляжами, обустроенными зонами отдыха. Поев шурпы, отправляемся на водопад. Под железной решеткой бурлит и грохочет вода.
«Я сердце оставил в Фанских горах...» — пел Юрий Визбор. Я тоже оставляю здесь часть сердца.
Впереди Памир. В чайхане наслаждаемся кофе и сладостями, понимая: дальше этого не будет. «В горах дожди, — озабоченно говорит Фархат. — Уже три дня идут. Это серьезно!»
Но прилетела съемочная группа и мой друг Володя Ростопша. Решаем — выезжать! Для группы берем в прокате внедорожник. Нас ждет памирский тракт — самая высокогорная дорога СНГ, соединяющая Душанбе и Ош. Прямая и короткая дорога лежит через Куляб, Хорог и Мургаб, большинство едет по ней. Но есть более интересная и живописная, проходящая через два перевала. Самый высокий — Акбайтал, 4655 м. В предгорье мучает жара. Начинается гравийка. Мотоцикл подкидывает на ухабах так, что клацают зубы. «Памир, пусти нас...» — говорю мысленно.
Вот и они, семитысячники.
Километровые обрывы, на дне которых синие ниточки горных рек. Горные пики вдали покрыты ослепительно белыми снежными шапками. Пейзажи постоянно меняются: очередной поворот — и новый вид, что дух захватывает! Здесь царство природы, человек тут лишний. Но люди на Памире есть, даже бензозаправки имеются. Из ведра.
Иногда переезжаем броды. А тут дорога просто закончилась — уперлась в реку и исчезла в ней. Колеи на другом берегу не вижу. Посреди застрял какой-то фургон, вода на уровне дверей. Но он газует, а десяток пассажиров по пояс в холодной воде толкают. Но толку — ноль.
Подъезжает несколько машин, водители тоже в растерянности. Откуда такой наплыв транспорта? Оказалось, смыло мост по дороге через Куляб, и все поехали сюда.
Трехдневный дождь смыл дороги.
Вместе с Хурсаном, водителем нашего «Ленд Круизера», кидаем в воду камни, пытаясь оценить глубину. «Проедем!» — говорит он. Осторожно въезжаю в реку. Вода поднимается до щиколоток, потом до колен... Газую несильно, иду в натяг. И вскоре выбираюсь на противоположный берег. Везуха! Через несколько минут водную преграду преодолевают Женя и машина съемочной группы.
Русло реки и есть дорога.
Пейзажи меняются, как в калейдоскопе. Мы поднимаемся все выше и выше. А дорога все хуже и хуже. Дожди превратили ее в черную грязь, которой я облеплен с ног до головы. Периодически останавливаюсь, протираю визор.
На пути — очередной брод. Машина въезжает в реку и... погружается по капот. Но водитель дает по газам, и «Ленд Крузер» выползает на другой берег. Находим место, где чуть мельче, и я въезжаю в реку. Тоже газую и оказываюсь на берегу. Возвращаюсь помочь напарнику. Я поддерживаю его справа, а Паша из съемочной группы — слева. Река бурлит, перекатывая булыжники. Женя медленно движется, но посреди реки почему-то бросает газ, и стремительное течение начинает заваливать мотоцикл. Течение сбивает с ног. Вода ледяная. Спустя минуту мы полностью мокрые. Все-таки поднимаем BMW. Вода не успела попасть в воздухозаборник, и он заводится. «Газу! Газу!..» Женя выкручивает ручку. Движок ревет, река шумит... И мы все-таки выползаем на сухое место.
Дальше не легче: дожди превратили дороги в речки. А мы еще не достигли первого перевала (3250 м). Все выше, все холоднее. Вот и он — снег на черных скалах. Серые облака совсем близко, они наползают на горные пики. Поневоле удивляешься вышке ЛЭП — откуда она здесь?!
«Женя, не бойся! Слы-
шишь? Проедем!..»
До Калай Хумба осталось 50 км, но по горному бездорожью. Да и вода в ботах, кажется, начинает замерзать, я уже не чувствую ступней...
Слева и справа огромные сугробы. Мы будто едем в снежном туннеле. Под колесами мокрая глина. Мотоцикл водит влево-вправо, и уже едва находишь места, за которые цепляется протектор. А грязи все больше. Местами с одной стороны открывается обрыв, того и гляди — ухнешь вниз. В один момент не справляюсь с управлением и падаю. Сил, кажется, совсем не осталось, я вымотан и выжат. Как можно передать ломоту в костях, судороги в мышцах, сухость и горечь во рту? Мотоцикл лежит в грязи, рыча и крутя колесами. Но вновь поднимаю «Хонду» и двигаюсь вперед и вверх.
На вершине перевала... крытая автобусная остановка! По словам Хурсана, иногда сюда может добраться и автобус. А иногда даже заряженный внедрожник не проедет. В июне снег тает, и памирские реки становятся непреодолимым препятствием.
Далее — спуск вниз, с каждым километром делается теплее. И вот уже КПП на границе Бадахшана. Пограничник по-русски не понимает, но улыбается, будто дорогим гостям. С автоматом наперевес, в армейской фуражке, по-дембельски сбитой на затылок, он что-то лопочет на своем наречии. Достаю магнитик: «Это Петербург. Будет желание — приезжай!» Странно, но кажется, что этот улыбчивый парень понимает. Думаю, что если люди расположены друг к другу, можно обойтись и без языка. Со скрипом открывается ржавый шлагбаум, и мы, помахав рукой, отправляемся дальше — в Калай Хумб. Там нас ждет Бахром, чей телефон дал Фархат. Нас он селит в доме, прямо у речки Пяндж. Ее шум завораживает. Я лежу под тяжелым шерстяным одеялом и чувствую невероятное удовлетворение.
Крепость Ямчун.
Бадахшан.
А утром мы вынуждены втискивать ноги в ледяные, промокшие мотоботы. Надо было набить их газетами...
Направляемся в столицу Памира — город Хорог. Слева тянется отвесная скала, справа внизу бьется о камни Пяндж. За ней — Афганистан. Транспорта немного, все предпочитают более-менее сносную прямую дорогу Хорог — Мургаб. Асфальт там клали еще в советские времена, но он хотя бы есть. А наша — сплошь гравий. Но мы планировали ехать по этому пути. Надо потерпеть! Мой друг Вова — путешественник бывалый. И он понимает, что менее опытному Жене нужна поддержка. На остановках подходит к нему, улыбается, хлопает по плечу: «Ну, как дела? Ничего, Жень, доедешь! У тебя все получится!» Один маршрут, а ощущения разные. Один кайфует, другой страдает. Вокруг немыслимые красоты, но ты можешь их не увидеть, а увидев — не оценить. А зависит все от того, как подготовлен, насколько настроен именно на этот путь. Тут и высота, и недосып, и постоянный напряг... Но он едет!
«Друг человека» на Памире.
Перед нами поле, покрытое желтыми цветами. Над ним парят горные вершины. Дух захватывает! Мешают разве что фуры, пусть редкие, но вздымающие тучи пыли. Приходится обгонять по очень узкой дорожке.
В Хороге нас встречает Юрали — брат Бахтибека, главы памирской диаспоры в Питере. Мы селимся в его гостиницу и отправляемся на ужин в памирский дом — что-то вроде хижины или сакли. В центре круглое углубление для костра. Вокруг разноцветные ковры. А после ужина Хурсан показывает родной город.
Утром едем в сторону Ишкашима, купаться в горячих источниках. Откуда-то здесь взялись барханы, и когда они накатывают на дорогу, исчезает и гравийка, и разбитый асфальт — под колесами лишь ослепительно белый песок.
Красоты Памира.
Целебная вода бьет прямо из-под горы. Теплая и пахучая, она течет среди камней, приятно обтекая тело. Вылезаю в тонусе, будто помолодел, лет на пять-десять.
Памир — регион бедный, но дети-школьники выглядят не хуже своих ровесников где-нибудь в Европе, и значительно цивильнее, чем в Узбекистане или Таджикистане. Контрастно на фоне пыли и глиняных домов. Карапузы дошкольного возраста часто встречаются на обочинах дорог в горных аулах. Они не столь опрятны, но не попрошайничают, а просто бегут за мотоциклом и радостно кричат: «Ура!». Или, собравшись стайкой, машут руками: «Хэллоу!». Настолько же трогательна эта картина! Для них проезжающий мотоциклист — кто-то вроде инопланетянина из цивилизации, что за тысячи километров отсюда. Кинотеатры, парки развлечений, компьютерные игры, электронные гаджеты... Возможно, они этого никогда не увидят. Поэтому я оборачиваюсь и тоже кричу им: «Хэллоу!». А чуть позже возникают иные мысли. Может, эти пацаны более счастливы, чем наши дети, выросшие на асфальте мегаполисов? Мы погрязли в ежедневной погоне за материальными благами и успехом в социуме. Не видим красоты природы, не чувствуем вкуса подлинной жизни, не понимаем, что самое главное — это счастье близких и отношения с друзьями. А дети смотрят на взрослых и постепенно становятся такими же...
Киргизские
дети.
В Лангаре наш ждет памирский гостевой дом — одноэтажное строение из глины, сена и камней. Внутри печка, похожая на огромный самовар, на полу и стенах истертые ковры, а в углу — небольшой телевизор. Сгрудившись вокруг него, смотрят какую-то российскую программу местные жители. «Летом у меня все туристами занято! — поясняет хозяйка. — И в других домах свободных мест не найдешь. В одной комнате может человек тридцать ночевать».
Утром на улице дубак: изо рта валит пар, на мотоцикле — иней. А далее снова «веселая» дорога — часами едешь на первой или второй передаче. И так уже четвертые сутки.
На афганской стороне верблюжий караван. Животные плотно привязаны друг к другу. Что они везут — один Аллах знает. В этих местах проходит один из крупнейших наркотрафиков. И талибы не прочь захватить этот район Памира. Вспомнилось слышанное в Афганистане высказывание: «Безопасность в этой стране стоит очень дорого. А „Калашников“ и жизнь — очень дешево». Нас предупреждали: с афганской стороны нередко стреляют. И вдруг — Трах! Та-та-та-тах! — стрельба совсем неподалеку! Рефлекторно втягиваем головы в плечи и останавливаемся. На афганской стороне вроде все чисто, людей незаметно... «Это военные учения, — объяснили нам на ближайшей заправке. — Сейчас ваши войска по договоренности с нашим правительством усиливают границу. Ну и тренируются иногда, постреливают...» Уже вернувшись в Питер, я узнаю, что талибы начали всерьез рваться в Бадахшан, из-за чего к июлю въезд для туристов полностью закрыли. Нам повезло, успели проехать.
Не доезжая 100 км до Мургаба, выезжаем на основную трассу. Мы проехали верхнюю дорогу через Калай Хумб и два перевала, а потом нижнюю, через Ишкашим. Конечно, в одиночку ехать рискованно, зато куча ярчайших впечатлений гарантирована.
На Памире полно животных: то лиса перебежит дорогу, то бараны на обочине пасутся, то беркут парит в небе... И вдруг справа от дороги — яки! Группа черных мохнатых быков с огромными рогами неторопливо выбирает траву между камней. Вспомнив, как гонял верблюдов, съезжаю с дороги. Яки оказываются трусливыми и удирают со всех ног.
В Мургаб, самое высокогорное селение СНГ, приезжаем в середине дня. Решаем ехать дальше, до Оша. Время позволяет, да и Мургаб в переводе означает что-то типа «злое место».
Справа вдоль дороги появляется забор из колючей проволоки. Это китайская граница. В заборе огромная дырища. За ней вроде как следовая полоса, но пограничников не видать. «Надо посетить китайцев!» Я устремляюсь на мотоцикле прямо через дыру, наворачиваю пару кругов, и, довольный, возвращаюсь обратно.
Вполне сносная дорога ведет через перевал Акбайтал. Восторг сопровождается легким головокружением от нехватки кислорода. Дышишь полной грудью, но легкие будто пустые. Делаешь два-три шага, и начинается одышка. Несмотря на специальные препараты и длительную акклиматизацию, горная болезнь нас достает.
Пурга на перевале Акбайтал.
После перевала «стиральная доска». Начинаются киргизские селения, в которых дети почему-то бросают в нас камни. Мы не понимаем причин такой неприязни, на душе остается дискомфорт.
Но главная проблема на Памире — это погодные условия... Внезапно налетел ледяной пронизывающий ветер. Впереди черные тучи. Снежные бури здесь не редкость, и нас может накрыть. Но мой закон такой: еду, пока есть возможность. Надеваем теплые вещи, включаем подогревы. Ветер чуть стихает, зато начинает валить снег: вначале не сильно, а затем такими густыми хлопьями, что в трех метрах я ничего не вижу. Едем медленно, тянем до границы Кыргызстана.
Возле таджикского КПП слезаю с мотоцикла и захожу внутрь, где вижу нескольких человек в форме и печку в углу. От нее пышет теплом, дрова в топке потрескивают. Пока проверяют паспорта, я смотрю наружу, где кружит вьюга. Ехать будет непросто!
Внезапно ветер стихает, и начинается реальный снегопад. Но я решаю ехать. До темноты еще два часа и 20 км до киргизского КПП, а дальше асфальт, да и высота на километр ниже. Ждать до утра опасно — неизвестно, что будет завтра. Можем застрять надолго.
Ползем медленно, колеса проскальзывают. Пальцы с силой сжимают рукоятки... Бах! Валюсь на правый бок. Поднимаюсь, и опять вниз уже черепашьим ходом. А снег продолжает валить! Я снова падаю, поднимаюсь, но упорно продолжаю движение.
Радоновые источники в горах.
Проезжая мимо безлюдных бараков, вспомнил саратовских мототуристов, которые два дня пережидали снежную бурю в таких же строениях. Бывают случаи и похуже, о чем рассказывал Фархат. Через него проезжают почти все мотопутешественники, едущие на Памир из Душанбе. Но до Оша добираются не все...
Визор залепляет снегом, он запотевает. Поднимаю его, но снег тут же налипает на очки. Срываю их с носа и еду, будто в тумане. Ноги мерзнут, на перчатках — ледяная корка. А тут еще темнота спускается! Фары высвечивают заснеженную дорогу, грязь, скалы по бокам... И вдруг — полосатый шлагбаум! «Ну, вы молодцы! — восхищаются пограничники. — Как вы решились на такой спуск?! Мы наверх машины не пускаем — все перевалы завалило!»
Вскоре добираемся до Оша и устраиваемся на ночлег. Наконец-то можно расслабиться: Памир нас не только принял, но и отпустил...
Утро. В Бишкек нас провожает Стас, старший местного мотодвижения. Женя закрепляет багаж. И у него абсолютно зеленое лицо. Я глушу мотор:
— Жень, как ты?!
— Ухо сильно болит. И температура, кажется...
Планы меняются. Напарник явно болен, а значит, мы остаемся. Посещаем врача, делаем процедуры. После чего направляемся в мотоотель Стаса, где устраиваемся на неопределенное время.
Утро. Мокрые ботинки…
Вечером у Женьки температура 39,9. Видно, как ему тяжело. Он тяжело дышит, по лицу течет пот, но пытается улыбаться. Ему есть, чем гордиться!
Вечером из Москвы звонит Володя, улетевший из Оша вместе со съемочной группой. «Пожелай Жене скорейшего выздоровления, — говорит он. — И мои поздравления с тем, что он сумел проехать эти чертовы горы. Но в следующую поездку бери подготовленных парней и не мучай никого».
На третий день мой спутник начинает идти на поправку. Но ехать на мотоцикле ему не стоит. Стас находит микроавтобус, и мы, погрузив мотоциклы, отправляемся в Бишкек, до которого 700 км. Женя лежит в отдельном отсеке на коврах и подушках, как шейх. А я еду рядом с водителем, беседую с ним «за жизнь» и любуюсь пейзажами. После суровых памирских гор, вокруг цветущие поля, а над ними белоснежные вершины хребта Тянь-Шань. Мы почти в раю! «Не спеши по жизни и не торопи события», — вспомнилось одно из высказываний Володи Ростопши. Борись, решай, но не торопись: в любом случае Бог сделает так, как должно быть. Убежден, дед мне тоже помогал. Пусть мысленно, но я все-таки договорил с ним то, что не успел при жизни. С этими мыслями я засыпаю.
Меня будит Асхат, главный в мототусовке Бишкека. Он встречает нас на подъезде к столице Киргизии. В честь нашего приезда он готовит целого барана. А на следующий день едем с ним и его женой Нургулей на озеро Иссык-Куль, где отдыхаем в санатории вблизи города Чолпон-Ата. Сервис не хуже, чем в Европе. После — в Пржевальск, где посещаем музей выдающегося русского путешественника. Потом направляемся в Каракол и поднимаемся в горы. За 15 лет я объехал множество мест от Камчатки до Альп, но такого пьянящего воздуха не было нигде. Финальный ужин в мотобаре «Перцы». Все вкусно, обстановка душевная, но пора прощаться.
Женя летит домой на самолете, а его BMW отправляется транспортной компанией. От Бишкека до Питера 4500 км, которые решаю проехать за 4 дня. Еду через озеро Балхаш, половина которого пресная, а половина соленая. Через Караганду, откуда звоню супруге и на вопрос: «Ты где?» со смехом отвечаю: «В Караганде!». Еду через казахстанские степи, где ветра сбивают на встречку. Через Курган, через Екатеринбург, через поля и леса средней полосы. Возвращаться домой — всегда кайфово, особенно если чувствуешь, что исполнил задуманное...
Мягкий диван в ночном клубе на Крестовском. «Туц-туц-туц» — гремит из динамиков, а вспышки лазеров освещают молодежь на танцполе. Делаю глоток виски, опускаю веки, и передо мной встают скалы Памира, люди с автоматами, играющие камнями дети... Открываю глаза и опять вижу расфуфыренную понтовую толпу. Вторая неделя дома, но я не могу отойти от поездки, душой я еще где-то в горах. С облегчением покидаю пристанище искусственной «одноразовой» молодежи. На заднем сиденье такси перед глазами возникает лицо деда. «Так что же, дед? — спрашиваю мысленно. — Стоит ли продолжать ездить по миру? Или пора остепениться?» Он молчит и улыбается, но на душе становится спокойнее...
Хотите, чтобы о вашем путешествии узнали?
Пишите по адресу moto@zr.ru
Оставить комментарий
Для добавления комментария требуется зарегистрироваться или авторизоваться на сайте .
Социальные комментарии Cackle↑ Наверх
